Всё произошло под Новый год, а точнее – в полдень 31 декабря далёкого 1960 года. Наша тур-группа Общества дружбы Австралией летела на пятый континент. Я – художник, и я, конечно, мечтал привезти из этого путешествия много зарисовок, чтобы, по возвращении домой, издать книгу – путевой альбом, и мне не терпелось начать рисовать.

В туристском салоне американского лайнера было многолюдно. Недалеко от меня сидели две католические монашки в чёрных рясах и накрахмаленных белоснежных чепцах. Через пять минут они были запечатлены в походном блокноте. Затем я встал со своего места и пошёл по проходу, отыскивая следующую интересную натуру.

Салон первого класса был почти пуст. Девушка, сидевшая у иллюминатора, смотрела на расстилавшийся внизу голубой Индийский океан с зелёными лоскутками островов, мальчик, лет 12-ти, листал журнал, а молодая женщина, видимо их мама, читала книгу. Они меня не заинтересовали. Но сидевший рядом с женщиной седой пожилой господин показался мне знакомым.

- Где это я мог раньше с ним встречаться? Кто это? - тихо спросил я проходившую мимо стюардессу.

Фея-стюардесса улыбнулась сказочной улыбкой и так же тихо ответила:

- Его зовут Чарльз Спенсер… - Чаплин! - чуть вскрикнул я. - Ну не чудо ли такая встреча! Решено, - твёрдо сказал я сам себе. – Без портрета великого актёра я отсюда не уйду! Такая сказочная удача бывает раз в жизни и только под Новый год!

Стюардесса сказала Чаплину, что с ним хотят побеседовать русские туристы, и он дал согласие. Через несколько минут вся наша небольшая группа была рядом с ним. Чаплин с женой Уной, дочкой Джеральдиной и сыном Майклом путешествовали по Дальнему Востоку и направлялись из Японии в Индонезию. Мы встретились с ними на перелёте из Сингапура в Джакарту. После взаимных представлений Чаплин спросил:

- Вы из Москвы?

- Да, - подтвердили мы.

- Там у меня есть знакомые. Режиссёр Александров с женой Любой. Жил и мой друг гений кино Сергей Эйзенштейн.Его фильм «Броненосец "Потёмкин" - событие эпохального значения. Я хотел бы побывать в вашей стране, но инкогнито. Я не люблю торжественных встреч и шумных раутов. Я уже не в том возрасте, когда легко быть дипломатом.

- Но, - возразили мы, - у нас вас очень любят и встречали бы со всей искренностью!..

О чём только мы не говорили за два часа перелёта… Чарли Чаплин был радушен к нам, энергичен и бодр. Ему никак нельзя было дать 71 год. Уне было тридцать четыре. В одном интервью она сказала так:

- Я замужем за молодым человеком. Все люди считают, что Чарли мне в отцы годится, но в нашем доме возраст не в счёт. Он подарил мне зрелость, а я храню его молодость.

И действительно, уже после нашей с ним встречи Чаплин издал две книги – «Моя автобиография» и «Моя жизнь в кино», снял фильм «Графиня из Гонконга», а через два года у супругов родился их восьмой ребёнок, сын Кристофер. Чаплин прожил ещё достаточно много лет и тихо уснул в Рождественскую ночь 1977 года.

Между тем беседа продолжалась. Много говорил Чаплин о правдивости в искусстве.

- Самая трудная задача для художника – создать яркий живой образ главного героя. Если это получилось, и зрители его полюбили, - успех такому произведению обеспечен.

Чаплин говорил и о том, как важно художнику быть независимым от продюсеров, от всех тех, кто финансирует искусство.

- Мне лично ни успех, ни слава этой независимости не принесли. Её принесли деньги. Только они позволили самому ставить фильмы, делать в искусстве то, что хочешь.

Разумеется, мы спросили мнение Чаплина о советских фильмах. Он видел «Балладу о солдате» - и сказал, что это очень трогательный фильм. Он вспомнил свою антивоенную работу «На плечо», и тут же стал мимикой и жестами показывать, как он играл.

Боясь утомить Чаплина, мы несколько раз порывались уйти. Но он удерживал нас, говоря, что эта беседа ему интересна и приятна.

Пока мои друзья беседовали с Чаплином, я упорно рисовал его портрет. Истратил несколько листов бумаги, но все рисунки мне самому не нравились. Подсознательно я искал в пожилом улыбающемся господине черты грустного бродяжки Чарли, и это меня сбивало с толку. Да и слишком богатая мимика натуры не способствовала похожему рисованию.

- Ну что у вас получилось? – обратился Чаплин ко мне. Я смутился и развёл руками. – Не огорчайтесь, - сказал он. Взял у меня из рук блокнот, что-то там быстро нарисовал и протянул мне обратно.

На белом листе я увидел настоящего Чарли: котелок, брови, удивлённые глаза, усики…

- Ну, что, похож? – кокетливо спросил Чаплин. У меня не было слов, и я опять развёл руками, но теперь – от восхищения. Портрет был удивительно лаконичен, выразителен и похож. Я сразу вспомнил, что ещё один гений умел так рисовать самого себя. Конечно же, - Александр Пушкин.

Стюардесса объявила посадку, и мы, сердечно попрощавшись с Чаплином и его семьёй, поспешили на свои места пристёгивать ремни.

В Джакарте нас всех высадили из самолёта, и Чаплин, один, как почётный гость, под щёлканье фотоаппаратов и стрекот камер спустился по трапу. Его подхватили под руки и повели к машине. Я был поражён, - это был совсем не тот Чаплин, что совсем недавно беседовал с нами. На лице его не было и тени той приветливости, что очаровала нас, - оно было невыразительно и безразлично ко всему, что происходило вокруг.

В моей мастерской на Арбате стоит так называемый выставочный стол. На нём лежат книги, которые я проиллюстрировал. Лежит там и путевой альбом «Австралия». А на стене – выставка рисунков: Элли разговаривает с соломенным пугалом Страшилой, девочка с голубыми волосами воспитывает озорного Буратино, храбрый витязь Руслан на лихом коне спешит к своей Людмиле… А среди них, в самом центре, новогодний сюрприз – рисунок Чарли Чаплина, - тоже, безусловно, сказочный.

И вот уже более сорока лет, прошедшие со времени встречи в самолёте, я смотрю на него и пытаюсь научиться так себя рисовать. Но так лаконично и выразительно, как у Чарли Чаплина, не получается. Надо ещё подучиться...