- Как карандаш держать стал, так и рисовать начал….

Тогда же, в 30-х, в стареньком новочеркасском кинотеатре перед началом сеанса юный пионер Страны Советов впервые увидел мультфильмы.

- Те еще, старые, довоенные. Слабенькие совсем, как я теперь понимаю. Но, впечатление произвели.

Детство у Савченко закончилось в тот самый день, что и у всех его ровесников, в июне 1941 года. А в 1942-м, когда рвущиеся к кавказской нефти фашисты заняли Новочеркасск, вместе с отступающей Красной армией ушел и недавний школьник, в 17 лет ставший солдатом. Про войну рассказывает с большой неохотой: «Страшно было. Отступаем, ничего нет, ничего не понятно. Винтовки у мертвых брали, какие-то совсем уже старые ружья в ход шли. Неразбериха полнейшая. Меня на Северном Кавказе ранило осколком в ногу, я до лазарета допрыгал, а мне показывают:

- Видишь, какие тяжелые лежат, ждут, пока до них очередь дойдет, врачей-то нет. Ступай лучше восвояси, сам видишь, не до тебя. Ну я и ушел. Ничего, оклемался. Молодой был, здоровый, повезло наверное - не загноилось, затянуло, на ногах с войны вернулся.

Впрочем, до возвращения было еще долго – солдатскую шинель Савченко пришлось носить много лет.

- В армии художником, наверное, были? - интересуюсь я.

- Да каким там художником? В пехоте я был. Ну, рисовать немного приходилось, клуб там оформлял, но это уже потом, после войны…».

После войны – потому что демобилизовали Анатолия Михайловича только после пяти лет службы, в 1947 году.

- Солдатом призвался, солдатом ушел. - улыбается он. – Ничего не выслужил, так, орден «Отечественной войны» и несколько медалей.

Демобилизовавшись и заехав домой, Савченко уезжает в Москву – учиться на художника. И с первой же попытки поступает во ВГИК.

- Конкурс большой был, да. Боялся, помню, страшно – там же были люди после художественных школ, с профильным образованием. А я что – самоучка. Но меня взяли. Я на вступительных три пятерки получил – и за рисунок, и за живопись, и за композицию. Наверное, рисовать умел, что еще сказать? Учился хорошо, меня в основном хвалили… У нас группа маленькая была, на мультипликацию всего три человека осталось, один, помню, испанец был, забыл как звали, он потом уехал. А все остальные с художественного на декораторов специализоваться ушли.

- Подрабатывали, наверное? Время-то голодное было, послевоенное…

- Да уж, не сытое. Стипендия маленькая, но знаете, нет, не подрабатывал. Для этого же знакомства какие-то нужны, куда-то вхожим надо быть, чтобы работу дали, как-то пробиваться требовалось. А я этого никогда не умел. Я у теток жил, на Цветном, у меня две тетки в Москве были – вот они меня и кормили, за что им низкий поклон.

Распределившись после института на «Союзмультфильм», так там и проработал всю свою жизнь. В трудовой книжке - две строки: в 1953-м году принят на работу художником-постановщиком, в 1990-м с этой же должности уволен в связи с выходом пенсию. Вот и вся биография – ни карьерного роста, ни богатств, разве что глубочайшее уважение коллег – и мультипликаторов, и книжных иллюстраторов.

Не случайно практически все коллеги, говоря о Савченко, прежде всего отмечают одно и то же: - при всей своей гениальности Анатолий Михайлович всегда оставался скромнейшим человеком, не влезавшим ни в какие «политические» баталии. Более доброго человека на «Союзмультфильме» нельзя было встретить.

Почти все свои лучшие фильмы Савченко сделал в творческом тандеме с режиссером Борисом Степанцовым – и «Петю и Красную шапочку», и «Вовку в Тридесятом царстве», и «Карлсона», и «Щелкунчика»…

- Боря постоянно звал меня на свои фильмы, я ему как-то шутя говорю: «Ну что ты все время меня зовешь? Возьми уже кого-нибудь другого, поэкспериментируй, ты же любишь это дело». А он мне ответил: «Нет, другого не хочу, у тебя персонажи добрые». А я действительно своих персонажей всегда старался делать смешными, теплыми и, самое главное, добрыми. Герои мультфильмов должны быть обязательно добрыми.

- Вы, кстати, работали со многими режиссерами-мультипликаторами. А у наших создателей мультфильмов была такая особенность - почти все они вышли из художников-постановщиков. Вы никогда не думали о том, чтобы самому сделать фильм?

- Нет, никогда не хотел. Почему? Да зачем мне это надо. У режиссера же какая работа? У него работа – командовать. А я не люблю командовать. Я люблю рисовать.

Слово «работать» - одно из любимых у Савченко: «Да зачем мне оно надо – во все эти дрязги лезть? Мне некогда, я работал», «Почему награждали? Наверное, потому что я люблю работать, и всегда любил». Он и сегодня, в 83 года, уйдя из мультипликации и переключившись на книжную иллюстрацию, работает – рисует для издательств.

Всю свою жизнь он работал. Рисовал. Сразу же после окончания ВГИКа, в 1953 году руководитель их мастерской, знаменитый Иван Петрович Иванов-Вано, позвал его художником-постановщиком на свой фильм «Лесной концерт». Потом этих фильмов будет больше двадцати пяти. Но, кстати, своим учителем Савченко считает не Иванова-Вано, который был очень занятым человеком, а преподававшего во ВГИКе известного мультипликатора (и книжного иллюстратора) Анатолия Сазонова.

- Я не могу сказать, что мы с ним дружили, Анатолий был довольно закрытый человек, всегда держал дистанцию, и у нас все-таки остались отношения учителя и ученика. Но вот учителем он был хорошим, очень дельным. Я у него много взял. А вот с его другом, Евгением Мигуновым, мы близко сошлись, дружили. Женя был великолепным человеком, очень добрым, открытым, к нему люди сами тянулись. А какой талант был! Он все мог рисовать. Я ему, если честно, изрядно подражал поначалу, пока свой стиль не нашел. Да ему, по моему, мы все подражали.

Савченко работал в достаточно традиционной для наших мультиков манере. Сначала – с Ивановым-Вано, над «Лесным концертом», но там отношения как-то не очень сложились, и, сделав еще и «Мойдодыра», Савченко ушел в группу Райковского и Степанцева. Со Степанцевым он проработал много лет. Быстро рос, но его ранние фильмы, несмотря на все фестивальные призы, полученные «Необыкновенным матчем», «Петей и Красной шапочкой» или «Мурзилкой на спутнике», с точки зрения рисунка достаточно сложно выделить из общего потока. И лишь в 1964 году, в полузабытом ныне мультфильме «Петух и краски» - о нарисованном петушке, которого безответственные создатели забыли раскрасить – появляется своего рода «фирменный знак» Савченко: роскошнейшие, совершенно волшебные задники, на фоне которых все и происходило. Тот самый «второй план», с которым обычно не очень-то и возились, и лишь у Савченко он приобрел как минимум не меньшее значение, чем действия персонажей.

А на следующий год после «Петуха…» вышел «Вовка в Тридевятом царстве», и молодой художник стал легендой нашей мультипликации… А тем временем «звездный дуэт» Савченко и Степанцев - вовсе не спешит тиражировать успех. Напротив - режиссер круто меняет курс и ударяется в эксперименты. Они делают два «взрослых» мультфильма – «Окно» и «Песня о соколе». Первый - о любви, очень музыкальный, где музыку Прокофьева исполнял оркестр, которым дирижировал великий Хачатурян. Но и на фоне этих имен Савченко не потерялся – как тихонько мне похвасталась Клавдия Васильевна: «Когда они его на фестивале в Майаме показывали, в зале кричали: «Кто художник?!»». С фестиваля они уехали с «Серебряным Пеликаном». А в «Песне о соколе», тоже музыкальном, сделанном на произведениях Скрябина, экспериментировал уже сам Савченко – весь фильм выполнен в технике живописи по стеклу.

Карлсона и всех остальных персонажей Савченко нарисовал «из головы». Не читая ни книги Астрид Линдгрен, ни видя ни одной из многочисленных иллюстраций – только ознакомившись со сценарием. «Я всегда так делаю. Художник всегда творит с пустого места, из ничего, работает только его фантазия. Персонажа ты должен придумать сам. Сам - от начала и до конца только сам. Тогда он будет живой».

Уникальный актерский ансамбль – Василий Ливанов, Клара Румянова, Фаина Раневская – сложился, в общем-то, случайно. Быстро нашли только Малыша, с Карлсоном маялись долго. Пробовалось великое множество актеров, даже великий Алексей Грибов – все не то! И вдруг Василий Ливанов, озвучивавший кого-то в соседнем павильоне, и часто заходивший к ним в группу поиграть в шахматы, насмотревшись на мучения, вдруг предложил – А давай я попробую? Пошли в студию, записали, - и все в один голос заявили – то, что надо. Кстати, озвучивая Карлсона, Ливанов пародировал знаменитого режиссера Григория Рошаля. Перепробовали множество актрис, потом Савченко предложил позвонить Раневской. Ему сказали – с ума сошел? Она же никогда не работает в мультфильмах. Но Фаина Георгиевна неожиданно согласилась приехать на пробы.

Как вспоминает Анатолий Михайлович, над фильмом работали очень легко, делали его, что называется, на кураже и на порыве. Многие шутки рождались прямо на площадке – Ливанов, например, до сих пор гордится тем, что экспромтом выдал ставший поговоркой «День варенья». «А я придумал шутку с душем – улыбается Савченко – По сценарию Фрекен Бок должна была звонить на телевидение по телефону, но я сказал – она же у нас в ванную убежала? Вот пускай по душу и звонит – она же все равно, ля-ля-ля, сошла с ума».

Оба фильма прошли с оглушительным успехом. Должен был быть еще третий, про дядюшку Юлиуса, но Степанцев увлекся какими-то новыми проектами, постоянно его откладывал, и в итоге так руки и не дошли. Поэтому дядюшку Юлиуса, как и прочих персонажей сказки, не появившихся в мультике, можно увидеть только на иллюстрациях, сделанных Савченко специально для книги. Впрочем, экспериментаторская неуемность Степанцева еще сослужила нам всем добрую службу. Он все-таки уговорил Савченко еще на один эксперимент – сделать очень нестандартный детский мультфильм. Огромный, из трех частей, то есть получасовой продолжительности, в котором не прозвучит ни одного слова – только музыка Чайковского и рисунки Савченко.

«Щелкунчик» - вершина творчества Савченко. Савченко нарисовал там вовсе не сказку Гофмана. Он иллюстрировал музыку Чайковского. Ни одного рисунка из «Щелкунчика» у Савченко не осталось. У него вообще дома практически нет работ, только эскизы, с которыми он работает постоянно. То, что он делал для мультфильмов, оставалось на студии, книжные иллюстрации оседали в издательствах.

- Да я в принципе, и не против был – смущенно признается художник. – Где бы я их здесь хранил, квартирка-то у меня небольшая. Я же не член Союза художников. Поэтому мастерской у меня никогда не было, я всегда дома работал. А тут и так не развернуться, куда мне еще картины?».

- Как не член Союза художников? – пораженно спрашиваю я. Это Савченко-то, которого коллеги без тени иронии именуют «гениальным»?

- Да так, не вступил. Это же надо было куда-то ходить, у кого-то рекомендации просить, заявления, комиссии… А я этого никогда не умел. Не по мне это – за глотку брать.

- Зато он член Союза кинематографистов – вступается за мужа Клавдия Васильевна.

Ну слава богу. Человека, принесшего стране полтора десятка призов отечественных и международных кинофестивалей, все-таки приняли в Союз кинематографистов.

- Это правда, кстати, что у вас нет никаких официальных наград от государства – никаких премий, никаких званий, никаких орденов? За работу? За работу от государства, да, ничего нет. Лауреатства - только фестивальные, а награды - только фронтовые.

Единственный знак внимания со стороны высшей власти государства Анатолию Савченко получил 30 июня 2004 года – Путин прислал ему поздравительную телеграмму президента России в связи с 80-летием.

- И еще Михалков – поправляет меня он. – Михалков тоже тогда прислал телеграмму, от Союза кинематографистов.

- А не обидно, что вам даже «Заслуженного художника» не дали?

- Ну обидно немножко, что врать. – спокойно отвечает он. – Но я особенно переживать по этому поводу не буду. У меня давление очень высокое, мне нельзя переживать. Да я и не брал это в голову никогда особо, не до того было. Я работал.

Он вообще очень спокоен. Мягкий, улыбчивый, очень добрый. За весь наш долгий разговор разгорячился он только один раз – когда речь зашла о сегодняшнем состоянии нашей мультипликации. Сделав свой завершающий аккорд в мультипликации – нарисовав трилогию про блудного попугая Кешу, и получив за нее премию «Ника», Савченко уволился с «Союзмультфильма» - ушел со студии, где он проработал почти четыре десятка лет. Не своей волей ушел – намекнули. На студии появились новые люди, началась чистка.

- Да и сил на это все смотреть не было – признается он. – Все разваливалось, все потихоньку растаскивали. Новые разговоры пошли – деньги, деньги, деньги… Это значит все – больше ничего не будет. Так и случилось. Я не отрицаю деньги, но они же не могут быть целью! Это средство, это просто инструмент, позволяющий делать главное. А у них главное – этот инструмент. С ним говоришь – а у него доллары в глазах, он больше ничего не видит.

Ушел. Не мог я смотреть на это. Понимаете – это же, сколько сотен людей работали, жизнь свою положили, чтобы нашу мультипликацию создать! – горячится Анатолий Савченко – И вдруг – раз! И за несколько лет ничего не оставили. Я потому же, на пенсии, как-то заехал туда, не удержался. Так меня там сначала пускать не хотели, на проходной держали. Потом позвонили, пропустили. Походил-посмотрел – какие-то люди незнакомые, непонятно чем занимаются, бегают туда-сюда… Ни одной группы не видел, чтобы работала. Повернулся, ушел. Больше ни ногой. Не могу на это смотреть. Какую мультипликацию уничтожили!

- А вот сейчас говорят, что значимость советской мультипликации сильно преувеличена, мол, на самом деле наши просто все с диснеевских мультфильмов снимали, которые народ не видел…

- Да чушь это! У Диснея мы действительно брали, особенно после войны это так. У на тогда мультипликация очень слабая была. Но что брали? Технику! Технику движений, раскадровку и т.п. Но это профессиональные умения, это не творчество. А вот с точки зрения творчества мы с ними, я считаю, на равных все-таки были. А по части образности – и обошли в итоге, пожалуй. У диснеевцев же все-таки очень много штампованных образов, прыгающих из одной сцены в другую, из одного фильма – в следующий. А у нас каждый образ был – свой. Единственный. Индивидуальный. Уникальный, можно сказать. И все в песок ушло!

- Ну может, возродится еще? – пытаюсь утешить я. – Школа-то, вашим поколением созданная, осталась еще.

- Дай бог, конечно. Но как-то не очень верю. Мы для людей делали, а сейчас – для денег. А что для денег можно сделать? Деньги долго не держатся.

- А в книжную иллюстрацию вы как попали? Почему вообще в книжную иллюстрацию шло так много мультипликаторов – вы, Сазонов, Мигунов, которых вы вспоминали, еще множество талантливых художников?

- А вот из-за денег! Мультипликаторы же довольно скромно получали, у меня оклад был – 200 рублей, потом, правда, немного повысили. Вот мне и говорят как-то – а что ты маешься? Сходи в издательство, попроси себе книжку. Ну я и пошел, попросили меня нарисовать на пробу. Нарисовал ,им понравилось. Ну и пошло потихоньку…

Ну а если серьезно, то иллюстрация хороша вот чем. В мультипликации ведь как? Я что-то нарисую, отдаю прорисовщикам, аниматорам. А том еще десять художников, и каждый рисует на свой лад. Ругать их смысла не имеет, да я и не ругал-то почти никогда – у каждого свой потолок. А я же не могу за всеми перерисовывать! Вот и получаются искажения, рисунок ползет, становится хуже. А в иллюстрации я сам себе – царь и бог, ни от кого не завишу. Что нарисую – то и будет.

- А как надо для детей рисовать? Вот что бы вы посоветовали художникам, которые хотят рисовать детям? Что им надо делать в первую очередь?

- Думать. Сидеть и думать. Придумать образ. Придумать, как надо сделать рисунок, чтобы он детям понравился. Не тебе – это очень важно – а детям. Не себе потакать, не самолюбие тешить, а понять – что детям надо. А для этого надо видеть то, что в детях есть, а во взрослых – к сожалению, не всегда.

- Анатолий Михайлович, а вот почему, на ваш взгляд, в последнее время так упало качество нашей детской иллюстрации, почему такие рисунки плохие в книгах. Не издательское качество, а именно работа художника, которую никакая печать не спасет?

- Ну не умеют, наверное – он недоуменно смотрит на меня. – Если бы эти художники умели рисовать – наверное, хорошо бы нарисовали, разве нет?

К столетию со дня рождения Линдгрен издательство устроило выставку его работ – иллюстраций к «Карлсону». На книжной ярмарке я смотрел ее в компании профессиональных художников, которые долго не могли понять – в какой технике сделаны эти работы. По их просьбе интересуюсь – как это было сделано.

- А, это… - улыбается он. – Это я к диафильму рисовал, а потом с издательства приходи, увидели у меня, и попросили. Это я такую замазку сделал, на основе воска, покрывал ею лист, потом палочкой рисунок продавливал, а уже затем гуашкой раскрашивал. Это просто очень сложная техника, ей мало кто владеет, вот, наверное, и не опознали.

- Ну это же очень сложно – интересуюсь я. – Не жалко было столь труда не на картину даже, а для диафильма?

- Ну как? – опять недоумевает он. – Но так же лучше. Так интереснее, объем проявляется, глубина проступает.

Ему восемьдесят три года. Он прожил не самую простую жизнь, и всю эту жизнь он работал. Он сделал как минимум пять мультфильмов, которые будут жить много-много лет. Он, по большому счету, ничего за это не получил. Он пережил почти всех своих товарищей. Он не выходит из дому и почти никого не видит. Ему не звонят журналисты, его не осаждают телевизионщики. За всю жизнь у него была одна персональная выставка.

Да, дети очень любят его мультфильмы… Но дети вырастают, и забывают тех, кто им дарил сказки. Правда, у них тоже рождаются дети.

А он сидит в своей квартире на третьем этаже, смотрит в окно, на деревья, на обычный московский двор в кругу многоэтажек, и рисует.

Потому что он художник!